Человек, который оживил землю

Зачем в «Березовой роще» восстанавливают гумус и почему Александр Степанов выбирает No-Till.

В Алтайском крае No-Till уже перестал быть иноземной диковиной для узкого круга отчаянных оч.умельцев. Площади под «нулевкой» из года в год растут, сама технология обкатывается, оттачивается и приносит ощутимые плоды. Но в этом относительно новом направлении зарождается суперновый тренд: восстановление биоты в почве до первозданного вида.

О методиках «оживления» культивируемой земли больше всего знают в КФХ «Березовая роща» Калманского района. Какое лирическое название для сельхозпредприятия, согласитесь? И оно буквально иллюстрирует главную политику хозяйства: возродить плодородный слой почвы и сберечь
его для будущих поколений. В интервью с главой КФХ «Березовая роща» Александром Степановым мы поговорили о многих вещах: об экономии на средствах производства, увеличении слоя гумуса, модернизации и без того современной техники и некоторых видах растительных масел — редких, но вкусных.

УЗОК КРУГ «НУЛЕВИКОВ»

— Александр Павлович, уже стало некоторой традицией начинать интервью с главами хозяйств с определенной долей негатива. Спрошу и у вас: как удается держаться на плаву в непростые времена?

— Не вижу смысла реагировать на происходящее с какими‑либо эмоциями. Наступили новые времена — но ведь и мы сегодня перешли на другую ступень. Изучили новую технологию, которая позволяет обеспечивать рентабельность сельхозпродукции. No-Till уже давно практикуют в Алтайском крае, но у нас есть много собственных наработок по этой части. И мы — те, кто работает по «нулевке», — довольно тесно общаемся друг с другом. Хоть это и небольшой круг.

— Разве он небольшой? Ведь с каждым годом все больше площадей в регионе засевается без вспашки.

— Небольшой в том смысле, что пока мы не получаем практически никакой информации от институтов, от представителей аграрной науки, знания и опыт нарабатываем сами. Да и наша агронаука сегодня знает об этом не так много, как хотелось бы.

— Как сейчас добиться рентабельности сельхозпродукции?

— Времена наступили тяжелые, но мы давно работаем над постепенным понижением себестоимости зерна. И смогли добиться существенного удешевления производства как раз к тому моменту, когда
началось резкое подорожание техники и других средств. Полагаю, это помогло нам войти в сложившуюся ситуацию гораздо легче, чем многим другим.

— Вы, наверное, хороший стратег, раз оказались подготовленным к неожиданностям? Мне кажется, о снижении себестоимости начали говорить лет десять назад, но наступили «жирные» годы, и тема на какое‑то время потеряла актуальность.

— В эти «жирные» годы я не уставал повторять, что долго хорошая жизнь не продержится. По моим наблюдениям, а я все‑таки работаю уже 34‑й год, «выстреливает» в нашем деле примерно раз в десять лет. А тут возникла уникальная ситуация — три года подряд складывались очень удачно для сельского хозяйства.

— Но что именно подвигло вас так упорно работать над снижением себестоимости в то время, когда в нашем АПК было все прекрасно?

— В 2011 году я побывал в США, в европейских странах. И увидел, что у них производительность труда раз в пять-шесть выше, чем у нас, и в разы выше урожайность. У фермера, скажем, две-три тысячи гектаров, и работают на них всего три человека. А возьмите какое‑нибудь наше хозяйство, работающее по классике, у них на две тысячи гектаров примерный штат —тридцать пять человек. Мы же смогли до-
биться того, что на трех тысячах гектаров у нас работает 14 человек.

— То есть, вы нашли способ максимально оптимизировать труд?

— Я считаю, что даже такой штат — это слишком много. Мы перестраховываемся. А насчет стратегии… Какую‑то интуицию я от отца унаследовал. Он еще двадцать лет назад говорил: «Придет время, когда пшеницу некуда будет девать». Действительно, посмотрите, как менялась по этой культуре ситуация. В «нулевые» урожайность пшеницы в 15 центнеров с гектара уже становилось поводом для гордости. А сейчас и 25 ц / га я не считаю очень хорошим результатом. А тема снижения себестоимости продукции сегодня важна. В начале «нулевых» даже 9 центнеров на круг были рентабельными. Сейчас же тонна пшеницы и тонна солярки стоят совсем по‑разному.

ДОСТИЧЬ БАЛАНСА

— Александр Павлович, давайте постараемся заглянуть в будущее. Такими темпами — останется в Сибири пшеница?

— Я думаю, эта культура будет всегда. Куда же Сибирь без хлеба! У нас в КФХ в севообороте пшеница составляет примерно 60 процентов, и убирать мы ее не намерены. Да, какая‑то культура может «выстрелить», другая — провалиться, но мы придерживаемся баланса. А севооборот — это именно
баланс в экономике сельхозпредприятия. Нельзя делать резких скачков.

— У вас такая большая доля посевной площади под пшеницей — и такая ситуация происходит с этой культурой. Чего вы ждете от осени? Какой будет цена?

— Хорошей цены я не жду. Хоть и говорят сейчас, что засуха и майские морозы приведут к снижению валового сбора пшеницы в стране, все же остаются огромные переходящие остатки. Кардинальных изменений на рынке не произойдет. По моим предположениям, цены могут быть даже ниже, чем этой зимой. Надеюсь, что я ошибаюсь. Хотя с точки зрения рентабельности 14–15 рублей уже будет вполне нормально.

— Я так понимаю, именно поэтому вы стремитесь к снижению себестоимости зерна. Какие шаги вы делаете в этом направлении?

— Сама технология No-Till — уже шаг к понижению себестоимости. Мы не пашем и вообще стараемся не делать лишнего. Также эта технология позволяет экономить на семенах. Обычно на гектар уходит 200 кг
семян пшеницы, а мы сеем 100 кг, что позволяет сэкономить примерно пять миллионов рублей. А ведь пять миллионов на дороге не валяются. Причем у нас нет стремления все урезать. Просто стараемся использовать необходимый минимум, позволяющий получить хороший урожай. Удобрениями
тоже не злоупотребляем.

— В прошлом сезоне эти шаги помогли сделать вам пшеницу хотя бы просто прибыльной культурой?

— Конечно, прибыль по пшенице была. В среднем по предприятию в прошлом году рентабельность составила около 20 процентов.

НЕТ ПРЕДЕЛА СОВЕРШЕНСТВУ

— Александр Павлович, знаю, что вы постоянно усовершенствуете сельхозмашины. В штате есть свой Кулибин?

— Есть у нас мужики толковые, да я и сам в технике понимаю. Как‑то взяли трактор МТЗ, а у него кипит гидравлика, многие на это жалуются. Мы с помощью всего одной небольшой переделки избавились от проблемы, и теперь трактор работает в любую жару. Или, например, когда‑то занимались сахарной свеклой. По технологии необходимо внесение почвенных гербицидов. Идет опрыскиватель, за ним борона, за ней трактор. Мы смогли сократить эту «процессию» до одной единицы техники. Вы спрашивали про наши шаги к снижению себестоимости — это как раз один из них.

— Интересно, откуда в вас эта способность разбираться в технике? От отца?

— Этим мы все в деда пошли, Степанова Степана Степановича. У него были золотые руки. Верите, нет, но он замки деревянные навесные делал и ключи к ним — в жизни просто так не откроешь. По всей деревне такие на домах висели. У нас в семье вообще было принято все самим делать: мы с отцом построили дом, да и это здание, в котором мы с вами находимся, по большей части сделано своими руками.

— Раз уж мы заговорили о семье… Вот вы — потомственный крестьянин, всю жизнь прожили в селе. А ваши сыновья не хотят уехать в город? Тема, кстати, сегодня крайне актуальная для многих.

— Нет, в город они не стремятся. Они со мной лет с восьми — и в гараже, и в поле.

— Задам вопрос, который редко звучит в интервью с аграриями — тема слишком личная, щекотливая. Есть ли кому завтра передать дела нашим аграриям? Сформировалось ли новое поколение, которому можно будет передать хозяйство?

— Я думаю, что примерно 90 процентов крестьян сегодня не знают, кому отдать землю после ухода от дел.

— Как сложившаяся проблема будет решаться? Как повлияет она на земельный банк?

— Полагаю, что лет через десять-пятнадцать небольших хозяйств в России попросту не останется. На это влияет несколько моментов — во‑первых, то, о чем вы говорите. Если сегодня крестьянин отойдет от дел, ему попросту некому будет передать землю. У многих знакомых фермеров дети живут в городе в купленных квартирах и уже не хотят даже просто приехать помочь отцу в посевную или уборку. Во-вторых, вводятся все новые и новые законы, требования которых маленькие хозяйства попросту не смогут выполнить. В итоге они не выживут на рынке и их поглотят более крупные хозяйства.

— Александр Павлович, у вас двое сыновей — они уже фермеры в третьем поколении. Земли у «Березовой рощи» — три тысячи гектаров. Не планируете укрупняться?

— Нет такого желания. Сейчас прибавь земли — понадобится новая техника. Будет техника — понадобятся люди, а где их взять? Поэтому думаем на эту тему…

ЧТО ТАКОЕ РАСТОРОПША И С ЧЕМ ЕЕ ЕДЯТ

— Вернемся к производственному процессу. Вы уже говорили, что для вас важнее севооборот и что пшеница является основной культурой. Но все же следите за трендами на аграрном рынке?

— Сегодня из масличных культур мы выращиваем лен и рапс. Раньше занимались подсолнечником, но решили вывести его из севооборота. С недавних пор пробуем сеять амарант и коноплю.

— Интересно! На какой стадии у вас эти эксперименты?

— Амарант мы сеем третий год — пытаемся научиться с ним работать. Но пока не смогли добиться входов. Слишком сухо: верхний слой почвы пересыхает, а амарант нужно сеять на глубину не более полутора сантиметров.

— И вы не отчаиваетесь? Снова в этом году решили посеять?

— Да, я человек настырный.

— Хорошо, амарант сегодня в нашем регионе пока из разряда экзотики. Как, собственно, и конопля. Почему вы решили ею заняться?

— Я считаю, что за нею будущее. У конопляного масла куча лечебных свойств, зерно тоже очень полезное и вкусное. На рынке она сегодня уже востребована.

— Так, с амарантом у вас проблемы на стадии всходов. А с коноплей как?

— Здесь главная проблема — уборка. Стебли наматывает так, что мы однажды чуть не спалили комбайн. Он реально загорелся. Я ради этого держу на всякий случай старый комбайн «Вектор» — если сгорит, то не жалко.

— В советские годы коноплю выращивали в гораздо больших объемах. Как старые комбайны не горели?

— Раньше ее косили и чуть ли не вручную молотили. Работа была, конечно, трудоемкой. Сегодня все мысли направлены на то, как решить вопрос с уборкой. Мы на данный момент сдаем коноплю только на зерно, но в дальнейшем хотим начать давить масло.

— Довольно редкая специализация — конопляное масло.

— И не только конопляное. Мы уже пробовали сеять расторопшу и давить масло из нее. Получается интересный продукт с приятным ореховым вкусом. В планах на ближайшее будущее — начать производить различные масла холодного отжима. Пусть в небольшом количестве, но при этом около девяти видов: амарантовое, конопляное, соевое и другие. Главное, что это будут качественные и полезные масла.

— А есть ли культура их потребления в Алтайском крае и в России в целом?

— Пока она развита слабо. И одна из проблем в том, что масла холодного отжима после вскрытия тары долго не хранятся. Их нужно покупать и сразу съедать.

— Планы, конечно, крайне любопытные. Интересно — вы в такие моменты скрупулезно просчитываете финансовую сторону вопроса или просто загораетесь идеей и все?

— Конечно, у меня есть четкое понимание, что затратная часть будет очень большой. Но в такие моменты я думаю не столько о прибыли, сколько о том, чтобы производить качественный и полезный продукт, который сегодня не встретишь в магазинах. Потребуется время, чтобы производство начало приносить реальный доход, и, возможно, я уже буду не у дел, когда такие масла станут пользоваться большим спросом. Рано или поздно культура потребления появится, и этим уже будут заниматься мои дети.

ОПЫТ — СЫН ОШИБОК ТРУДНЫХ…

— Александр Павлович, помню те времена, когда вы на отлично занимались возделыванием сахарной свеклы. Как долго продолжалась свекольная эпопея?

— В конце девяностых начали и в 2013 году завершили. Опыт, конечно, наработали богатый. Урожайность у нас при любых раскладах была выше 400 центнеров с гектара. Вот видите на подоконнике — это лежат краевые грамоты за достижения в области выращивания сахарной свеклы. А рядом — районные.

— Как небрежно у вас брошены эти внушительные пачки наград… Сейчас ходят разговоры, что планируют восстановить Бийский сахарный завод. Следовательно, повысится спрос на сырье. Вам было бы интересно снова заняться сахарной свеклой?

— Возможно, интерес бы и возник, но это невозможно с точки зрения логистики. Не имеет смысла везти свеклу дальше чем за 50 км. Конечно, жаль, что наработанный за долгие годы опыт теперь не пригодится. Мы так отшлифовали технологию, что были первыми в крае по урожайности. К нам все ехали, предлагали бесплатно семенной материал на пробу — большие линейки на 30–40 гектаров. И появлялось много возможностей для интересных экспериментов.

— Ясно, свекла — пройденный этап. А какие эксперименты ставите сейчас?

— Могу рассказать о результатах, потому что технологии очень сложные. Если вкратце, то мы серьезно работаем с биологией. Целенаправленно занялись восстановлением почвы. Если не верите, то в любое поле можно сейчас приехать, ковырнуть лопатой и обнаружить целый клубок дождевых червей.

— А это явный признак здоровья почвы… Кажется, мы случайно вышли на самую важную тему нашей беседы. Когда и почему вы решили двигаться в этом направлении? И сложно ли было «заселить» заново почву постояльцами, которых на традиционно возделываемых полях давно нет?

— Часто общаюсь с учеными от аграрной науки, и они мне не верят, когда я говорю, что добился значительного увеличения слоя гумуса. Мы около двенадцати лет ведем исследования в этом направлении — и за этот период гумус почти удвоился. При этом во многих хозяйствах слой гумуса, наоборот, из года в год становится тоньше.

— Как ваши коллеги относятся к таким инновациям?

— Часто слышу от людей даже с агрономическим образованием: мол, зачем вообще этот гумус, если можно просто насыпать удобрения.

ПОЧВА КАК ЖИВОЙ ОРГАНИЗМ

— Ах да, вы в начале интервью обмолвились, что обходитесь минимумом удобрений, что позволяет также снизить себестоимость зерна.

— Дело не только в экономии. Мне говорят: зачем «париться» с какой‑то там биологией, если можно рассчитать количество азота на тонну, засыпать и получить урожай. Да, так можно делать. Но недолго —
земля‑то умирает. Можно отработать лет двадцать, даже тридцать, но потом почва превратится в неродящую пустыню. Мне на это отвечают: «На твой век хватит».

— «После нас хоть потоп» — так, кажется, говорили при дворе одного французского короля, обанкротившего страну.

— Действительно, это рассуждения людей, для которых сельское хозяйство — просто коммерция. Им не важно, что останется нашим потомкам.

— То, что у вас в плодородном слое почвы возродилась биота, как‑то связано с технологией No-Till?

— Конечно, связано. Мы и раньше восстанавливали землю, работая по технологии минимальной обработки почвы. Но именно «нулевая» технология позволяет восстанавливать ее еще быстрее.

— «Химией» вообще не балуетесь?

— Гербициды применяем, как и все. Главное, что мы не используем азотные удобрения, которые убивают биологию в почве, останавливая естественные процессы. Пожалуй, это можно сравнить с дисбактериозом у человека — когда в кишечнике не хватает бактерий, занятых в переваривании пищи. Пропили курс антибиотиков — убили микрофлору. С азотными удобрениями в почве происходит то же самое. Только после антибиотиков у нас с вами микрофлора восстанавливается через полгода, а в случае с азотными удобрениями почве для восстановления понадобится гораздо более длительное время.

— Нет ли у вас планов начать выпуск продукции с приставкой «эко»?

— Если взять США, Канаду, Австралию, то они работают по технологии No-Till лет тридцать. И сегодня они уже не используют гербициды и фунгициды. Мы же пока только подошли к этому этапу. У нас сегодня нет достойных биологических средств обработки, которые могли бы полностью заменить «химию». Я был в 2012 году в Швейцарии и видел в лаборатории чисто биологические средства защиты растений. В Европе они давно работают, а мы отстаем в этом плане лет на тридцать.

— Но все же вы какой‑то минимум удобрений используете?

— Да, мы обычно удобряем, что называется, по листу. Пять-шесть лет назад работали вслепую: просто лили удобрения и все. Сегодня компенсируем только те минералы и микроэлементы, которых не хватает на определенном участке. Что также помогает снижать затраты на производство.

— Александр Павлович, напоследок вопрос: каким будет этот год в плане погодных условий?

— Исходя из моего жизненного опыта, могу сделать вывод, что лето будет для аграриев хорошим. А вот осень обещает стать дождливой и значительно помешать уборке.

— Что ж, надеемся, что хорошие прогнозы сбудутся, а плохие — нет!