«Подождите секундочку, осталось добавить один секретный ингредиент», — говорит глава КФХ Андрей ПАРШУКОВ, выглядывая из вагончика на колесах. Полчаса на пароме через Обь, шесть километров по грунтовкам — и мы в полевом стане аллакского фермера. В разгар посевной он не сидит на базе, а вместе с бригадой механизаторов днюет и вечерует в поле. Прямо сейчас готовит обед для тех, кто работает в поле. В котелке что-то булькает и пронзительно-вкусно пахнет. «Знаете, приходится быть одновременно и агрономом, и экономистом, и начальником, и даже поваром», — говорит Андрей Михайлович, заканчивая кулинарный шедевр. Когда-то он был руководителем в ООО «Аллак», ныне ликвидированном. Сегодня он глава собственного КФХ, и забот явно прибавилось.
Заветы деда
— Андрей Михайлович, принято считать, что фермерское движение в России уже разменяло четвертый десяток. А вы, получается, представитель молодого поколения фермеров. Как вы вошли в сельское хозяйство?
— До того, как я организовал собственное КФХ, я работал руководителем в сельскохозяйственной организации около семи лет. Фактически я всю жизнь в сельском хозяйстве, так что для меня это было не внове.
— Что же вас подвигло начать свое дело? Дела в том хозяйстве пошли на спад?
— Нет, моё решение никак не связано с текущими на тот момент делами предприятия, где я работал. Да и дела в ООО «Аллак» тогда шли нормально, можно сказать, своим чередом. Просто пришло такое решение — организовать собственное КФХ.
— Багаж опыта уже не вмещался в рамки наемной руководящей должности?
— Скажем так, характер не позволял, как сейчас принято говорить, «работать на дядю». Однажды в голову пришла мысль: надо попробовать самому. И я решил — сделаю первый шаг, и будь, что будет. Наверное, меня подтолкнули слова моего дела — ещё в начале 90-х, когда Советский союз только начал разваливаться, он всегда говорил так: «вот бы мне государство дало землю, я бы пахал да сеял — для себя, да ещё бы народ кормил». Я ещё маленький был, но мне это запомнилось. В 2016 году я решился. Получится или не получится — узнаешь, только если попытаешься. Восьмой год уже пошёл, значит, всё получилось.
— Намерения — это прекрасно, но не наткнулись ли ваши добрые начинания на препятствия? Где взять земли, ведь в Каменском районе, да и не только, давно сложился дефицит пашни?
— А всё вышло проще, чем казалось на первый взгляд. Я бы не сказал, что с землей такой уж дефицит, просто из свободной осталась не самое лучшая. А что другим негоже, то нам схоже. Конечно, к моменту, когда я открыл собственное хозяйство, все лакомые куски давно разобрали другие фермеры и сельскохозяйственные организации. Вот это поле площадью порядка 270 гектаров, где мы сейчас с вами находимся, я взял в аренду у пайщиков на 20 лет. Остальные поля — это заброшенные земли, которые никому не были нужно — там сплошной песок. Никто не стремится на них работать, а мы решились. — Супесчаную почву, наверное, тяжеловато возделывать?
— Конечно, на урожайности это заметно сказывается. Так или иначе, за счет не самой ликвидной земли мы существенно увеличили посевные площади — с 250 гектаров до 1250. И есть возможность расширяться. Я не питаю иллюзий, что буду когда-то иметь урожайность за 30 центнеров с гектара. У нас более скромные планы, реалистичные. Просто раз есть земля, значит, её нужно возделывать.
Где колышется лес
— Я посмотрел кадастровую карту, действительно, на правобережье довольно много свободной земли сельскохозяйственного назначения, но в ход она не идет. Я так понимаю, как раз из-за песчаников?
— А вы посмотрите на эти земли не по кадастровым документам, а собственными глазами. Большая их часть заросла — и это уже даже не подлесок, а самый что ни на есть полноценный лес. Взять, например, бывший колхоз «Мичуринский» села Столбово, они самые первые «крышкой накрылись». Длительный период земля пустовала, и сейчас там березовые и сосновые колки. Она числится землей сельхозназначения, но это чистейшая формальность — там давно колышется лес. Проще, наверное, перевести её уже в лесной фонд, потому что никто не будет её раскорчевывать ради не самой плодородной земли. Как раз сейчас мы разрабатываем некоторые поля, которые заросли поменьше. Попутно обнаружилась ещё одна проблема — это паевые земли, но отыскать пайщиков или их наследников на сегодняшний день за давностью лет уже нереально. Поэтому мы сначала собираем документы, чтобы эти поля перешли в государственный фонд, а затем уже будем оформлять договор аренды.
— Варианты прибавить площадь есть, это прекрасно. Расскажите, с каким настроением вы вышли на новую посевную? Вы не меняли структуру площадей с учетом сложной ситуации на рынке пшеницы? — А мы никогда пшеницу не сеяли, поэтому какие-то потрясения на рынке зерна в этом сезоне на нас никак не сказались. Мы традиционно сеем ячмень, лён и гречиху. Раньше мы сеяли озимую пшеницу, но в прошлом году не стали.
— Кажется, вы попали пальцем в небо — в том смысле, что озимой пшенице в апреле изрядно досталось.
— Это вообще лотерея. Мы же в Сибири живем, здесь к озимым культурам нужно очень серьезно подходить, начиная с выбора сортов.
Естественный «ограничитель»
— А яровой пшеницей почему не занимаетесь?
— Так сложилось. Мы один раз попробовали, но не смогли получить урожайность, достаточную для рентабельности. Как я уже говорил, земли здесь не особо плодородные. Очень мало влаги. Чтобы быть на уровне рентабельности, урожайность должна быть на уровне 17-20 центнеров с гектара, а при нынешних ценах, наверное, даже больше. Нам непросто с пшеницей даже в ноль выходить.
— Ну зато гречиха и лён стабильно дают прибыль. На какой культуре вы делаете акцент в этом сезоне?
— Мы сеем всего поровну. Делим 1, 2 тысячи гектаров на четыре равные части, и получаем примерно по триста гектаров ячменя, гречихи, льна и паров.
— Лен — преимущественно экспортный продукт. Как у вас в перспективе выглядит картина по реализации урожая?
— Здесь никаких проблем нет. Мы ориентируемся на экспорт, действуя через посредников. Получаем заключение и спокойно продаем. Конечно, кто-то сейчас волнуется, что внешний рынок вдруг возьмет и закроется. Но я стараюсь не изводить себя мыслями о том, на что никак не смогу повлиять. А повлиять я могу на культуру земледелия, на взаимоотношения в коллективе, на условия труда. Вот область моих забот. Сами посудите, таких фермеров, по всей стране, наверное, миллион. Я думаю, правительство России не оставит нас без внимания. А наша задача — посеять, вырастить и собрать урожай. И исходить из того, что есть.
— Но вы же всё равно делаете какие-то расчёты, анализируете рынок зерна, читаете прогнозы?
— Да, конечно. Но в основном мы берем за отправную точку то, что нам позволяет культивировать почва. Она — наш естественный «ограничитель». И мы исходим из того, какая культура именно на этой почве даст наибольший экономический результат. Ко дню сегодняшнему мы пришли именно к такой структуре посевных площадей: лён и гречиха — наши основные культуры, а ячмень больше для севооборота плюс для расчета с пайщиками.
— Как сейчас говорят, новый агросезон будет «годом двух урожаев» — не продан ещё старый, а не за горами очередная уборочная страда. У вас тоже такая проблема — зерно есть, а денег нет?
— Мы прошлогодний урожай реализовали полностью. Не скажу, что мы сильно озолотились по итогам прошедшего сезона, но прибыль получили и вложили обратно в производство. В этом году купили «Кировец». «Бэ-ушный», конечно, но всё же. Доводим его потихоньку до ума — купили новый двигатель на него, и сегодня в поле «шпарят» его 420 лошадей.
— Импортной техникой не злоупотребляете?
— Есть китайский трактор для опрыскивателя. Да, кстати, купили новый опрыскиватель. Пестициды — важный аспект земледелия, следовательно, данные траты были необходимы для задела на будущее.
Сохранить наследие
— У вас есть возможность хранить урожай, чтобы рассчитать по прогнозам время продажи, дожидаться хорошей цены? Или иногда приходится продавать зерно практически сразу с поля?
— У нас есть склады, где мы можем хранить зерно. Их, конечно, не хватает на сто процентов. Что не входит в склад, вывозим на хранение на элеваторе. У нас эта система давно отлажена. Я ведь не первый год работаю как руководитель — с 2009-го. Сначала в ООО «Аллак», затем в своем КФХ. За четырнадцать лет я уже изучил все тонкости изнутри, для меня это не составляет проблем.
— Вы своими семенами обходитесь или покупаете «элитку»?
— В основном, семена свои. Ежегодно мы покупаем небольшой объем семян для обновления репродукции и берем немного элиты. Сеем небольшие семенные участки, и в итоге постоянно имеем свои хорошие семена. Это дело мы контролируем четко.
— Сейчас прослеживается ощутимая тенденция к укрупнению хозяйств. Почти ежегодно можно услышать, что тот или иной фермер продал хозяйство крупному землевладельцу. А вы не чувствуете себя дискомфортно рядом с постоянно расширяющимися гигантами?
— Нет. Мы работаем, задействовав по полной имеющиеся у нас ресурсы. Земля оформлена законно. Какие у нас могут быть риски? Я думаю, давно прошли те времена, когда делались какие-то рейдерские захваты земель, когда буквально дрались за каждое поле. Почему сейчас происходит укрупнение? Потому что фермеры вполне осознанно продают хозяйства. Возможно, если я когда-то почувствую, что работаю в убыток, что земледелие мне в тягость, то тоже продам хозяйство тому, кто предложит лучшую цену. Но это лишь вероятность в каком-то туманном будущем. Я пока молод, сил на земледелие у меня хватает. Шансы, что мое хозяйство как-то вдруг возьмут и «поглотят» какие-то земельные магнаты равны нулю. У меня по всем меркам небольшое хозяйство, у нас работают восемь человек. Я имею возможность платить неплохую по нашим меркам зарплату. Именно это, я считаю, является главным показателем любого фермерского хозяйства, а не количество гектаров в собственности. Я уверен, что когда решусь отойти от дел, мне будет, что передать по наследству своим детям.