Энергия молодости
— Алексей Алексеевич, с чего начинали свой путь?
— После школы в 1989 году я уехал в Барнаул учиться. Окончил мехфак и вернулся в наш колхоз «Вперед». 1994 год, сельское хозяйство разваливались на глазах, но люди до конца не понимали, что происходит. Что пришла беда… Взяли меня инженером. Зарплату в хозяйстве на тот момент уже не платили.
— Не слишком многообещающее начало карьеры…
— Да, но люди тогда по‑другому мыслили. И то, что тебя взяли на работу молодым специалистом —уже много значило. Лишь бы взяли! Это сейчас никаких забот у молодежи —захотел пошел, захотел нет. Но колхоз давал мне направление на учебу, я стипендию получал повышенную. Понимал, что должен вернуться. Сначала назначили заведующим МТМ, потом — главным инженером.
— В 2000‑м вас выбрали председателем.
— Мне было 28, и надо сказать, что на место председателя особо желающих не наблюдалось. Осознанно идти на эту должность было опасно. Колхоз тогда одному только «бобику» не был должен: электроэнергия, налоги, зарплаты… 13 миллионов задолженность, представляете, какие деньги по тем временам! Все имущество колхоза не перекрывало бы того долга.
Только стал председателем, как начались тяжбы. По три раза на неделе ездил в суд! А когда возвращался, садился и думал, как поменять эту колхозную систему и при этом сохранить базу со всеми помещениями. Я колхозную столовую дважды сам у себя выкупал, чтобы ее сохранить. Из колхоза «Вперед» — в СПК «Бочкаревский», из него в «БочкариАгро».
А ведь, кроме того, у людей были паи, то есть колхозники являлись собственниками — и каждый мог подать в суд, чтобы затребовать свою землю. Или деньгами отдавай. В итоге возник такой парадокс: работник, он же собственник, по сути, шел и подавал в суд сам на себя. Ситуация абсурдная. И люди, которые годились мне в родители, потихоньку шли в суд. Через прокурора, а тот прокурор эти дела с удовольствием подхватывал.
— На энергии молодости все и тащили?
— Во-первых, энергия молодости, во‑вторых —не осознавал, куда залез. И не представлял, что еще предстоит…
Если бы я сейчас, уже со знанием дела, взялся бы за такое — инфаркт бы точно заработал. Сказали бы мне сейчас: «Вот колхоз — иди и подними!», я бы ответил: «Да вы что, ребята, это нереально!». Кругом пьянство и воровство. Сейчас если кто‑то с запахом алкоголя пришел на работу —все! Человек сразу у меня на контроле. Еще раз —и «до свидания!». А тогда с запахом были все (смеется). Что было делать!?
Мечтатель
— Каким было ваше первое важное решение?
— Понимаете, раньше невозможно было подумать, что в сельском хозяйстве вообще можно получать прибыль. Тогда это был не бизнес — просто деваться было некуда. Живешь на селе — значит, пашешь. Я начал понимать, что колхозная форма собственности — нежизнеспособна. Думал, как изменить этот формат и пойти дальше более узким сплоченным коллективом. С людьми, которым верю, и которые доверяют мне. Были у меня такие мечты — убрать воровство, сеять по‑другому. Я понимал, что рано или поздно все здесь разорвут — пойдут к прокурору. И не будет никакого колхоза. Почти каждый видел там свои маленькие цели, что‑нибудь прибрать и в лучшем случае пойти в фермеры. И ведь все это уже происходило в районе и за его пределами. Колхозы на наших глазах как карточные домики складывались. Александр Суриков, бывший глава региона, дал возможность переводить колхозы в СПК, и в 2001 году мы прошли реорганизацию в СПК «Бочкаревский». При сельхозуправлении тогда специалистом работал Александр Голубицких. Сегодня он в Барнауле возглавляет отдел в Россельхозбанке. До сих пор ему благодарен. Он помогал нам переводить документы с одного баланса на другой по всем нормам, в рамках законодательства.
— После этого что‑то изменилось в лучшую сторону?
— Финансовая ситуация нисколько не улучшилось. Не давали кредиты — ни один банк не даст денег хозяйству с таким отрицательным балансом. Но в Барнауле и в Бийске появились предприниматели, которые давали займы. Солярку под зерно, то есть под будущий урожай. Помню одного такого предпринимателя в Бийске. Захожу, спрашиваю солярку. Говорит: «Дадим, сколько надо. Но, если не вернешь — сожжем всю твою пшеницу и «Волгу» с гаражом. Пришлось через такое пройти.
— Вторая реорганизация сделала хозяйство частным бизнесом?
— Да. Путь был долгим, процедура заняла 5 лет. При этом в край начала приходить новая техника, новые сорта, мы стали глубоко вникать в технологии, искать рентабельность. Сам ездил на семинары. Помню, по Алтайскому краю катался Павел Иванович Вергун, который объяснил нам, как правильно провести реконструкцию мехтока из того старья, что есть, и получить при этом чистый семенной материал. В общем, началось полное погружение.
— А земля?
— Земля у нас до сих пор в основном паевая. Оформлена в долгосрочную аренду. В том числе мы покупали доли, у тех, кто продавал. Я для этого даже взял на работу кадастрового инженера, потому что процесс непростой, землю приходится оформлять в том числе через наследников. Колхоз растерял предостаточно земли до меня. Люди откалывались, уходили в фермеры. В том числе бросали землю, та зарастала. Довольно серьезно порвали поля. Но сегодня мы подобрали все. Вернули, что было изначально, и даже чуть больше. Если в колхозе «Вперед» было 10 800 га, то сегодня у нас 11 000 га. Из нового приросли Овсянниковским сельским советом.
— Сегодня земли в районе не достать? Вопрос скорее риторический.
— Ни гектара. В районе даже родственники за землю судятся — отец с сыном. Некрасивые бывают ситуации, из которых не каждый может выйти достойно.
Свои люди
— «БочкариАгро» каким‑то образом связано сегодня с «Бочкаревским пивоваренным заводом»?
— Конечно. У хозяйства «БочкариАгро» два учредителя.
— Как в свое время завод повлиял на судьбу хозяйства в экономическом плане?
— Мы старые друзья, одноклассники с Вадимом Смагиным. Помню, он спросил, как идут дела в хозяйстве. Говорю, не хватает денег погасить платежи. Ответил коротко: «Погасим». И вот наступает время, когда хозяйство выплачивает все долги, и Вадим Петрович говорит: «Смотри сам, Алексей. Или ты дальше идешь один, или мы идем вместе…» Я решил — лучше вместе с другом. Не хотелось мне опять соскальзывать в эту яму. Тем более, когда рядом идет человек со своим ресурсом. Сегодня одни цены, завтра опять что‑нибудь случится. Не то чтобы я этого боялся, но хотелось ведь и развития! На тот момент я уже прекрасно понимал, что сельское хозяйство —очень рискованный бизнес. Авторитет колхоза был тогда настолько низким, и возраст мой тоже авторитета не внушал. Видел, как убегали люди. Говорили: «Ну что он сделает — пацан, он и есть пацан». Многие ждали моего провала. Ждали-ждали, а ничего не развалилось.
Мы долго лезли из этой ямы, но все получилось! Да, быть может, что‑то можно было сделать получше, профессиональней. Но у каждого своя дорога. Главное — мы работаем!
— Бочкари звучат по краю. Еще бы — образцовое село с такими мощными и ответственными работодателями. Чего стоят Бочкаревский пивзавод и «БочкариАгро!». Как вы между собой рабочих делите?
— Село — не город, людей здесь не так много. Приходится подстраиваться под обстоятельства. К примеру, на заводе тоже есть сезонность. И когда снижается производство, мы берем на время водителей себе в хозяйство. То же самое и механизаторов «БочкарейАгро» касается — в межсезонье они идут работать на завод. И всем от такой схемы хорошо! Мы людям даем заработать дополнительно — есть четкая договоренность, чтобы человек не получил меньше, чем на основной работе. И раз это уже наши люди, то и в социальном плане все стараемся сделать на достойном уровне. Вот хорошая зарплата, вот жилье, все условия для семьи. Главное — работайте, ребята.
— Получается, вы с заводом друг друга подстраховываете?
— Конечно. Чтобы экономика в холдинге была сильной, сильной она должна быть не только на заводе.
— Такой диалог двух организаций — редчайший пример. И все идет в созидательном ключе. Дело в настоящей дружбе?
— Это же из детства. В школе с Вадимом Смагиным за одной партой, в институт вместе поступили. Всегда на одной волне. Все вместе прошли, а значит, не нужно ничего объяснять и доказывать друг другу. И главное, нам обоим это ценно — наше село и колхоз. По его стройкам мы все детство маленькими бегали, играли. И от родителей любовь к селу передалась. Но чтобы по‑настоящему помочь селу, нужны деньги, а их сначала нужно заработать. Вот мы и стараемся.
Место для жизни
— Алексей, село родное ваше — как картинка! Столько тут всего сделали!
— Нужно понимать, что главным «зачинщиком» всех масштабных преобразований в селе является пивзавод. А мы, как только встали на ноги, сразу же подключились к благоустройству Бочкарей. Снова стали строить и реконструировать дома. Сделали освещение улиц. Ночью теперь хоть иголки собирай.
Оба предприятия включились в программу развития села, в основе которой лежит софинансирование. Программа работает на всех уровнях: федеральном, региональном и муниципальном. У муниципалитетов, ясное дело, денег не хватает, но при этом не возбраняется вклад местного бизнеса.
«Бочкаревский пивзавод» зашел в спецпрограмму, государство выделило 200 миллионов рублей. Эти деньги пошли на коммуникации, ЛЭП, дорожное покрытие, водопровод и канализацию в новом поселке. Теперь любой человек может взять землю и построить дом и подключиться ко всем коммуникациям! Специалисты завода и агропредприятия живут в современных домах, но люди нам еще нужны! На современную технику кого попало не посадишь. Начали помогать желающим с жильем.
«БочкариАгро» в этом, конечно, на вторых ролях, но мы тоже подхватили инициативу. Надеюсь, к 2025 году совместными усилиями получится построить новую школу. Наша стоит с 1961 года. Сейчас в ней 216 школьников учится. Новая школа планируется уже на 330 мест. Из старой сделаем дом творчества.
— Сколько человек живет в Бочкарях сейчас?
— Сейчас 2 тысячи человек. В моем детстве было 1,5 тысячи, а в девяностые опускалось до 1300. Людей привлекаем отовсюду.
Новый уровень
— Алексей Алексеевич, как бы вы описали «БочкариАгро» сейчас?
— В последние годы мы совершили большой скачок. Ни одного помещения в итоге не разрушили — напротив, все реконструировали. Машинно-тракторную мастерскую сейчас просто не узнать. Новый зерноочистительный комплекс построили за три года. И растворный узел с удобрениями. В целом расширили базу, обновили парк техники. Все это уже на свои кровно заработанные деньги. С банками опять же сотрудничаем, создали себе замечательную кредитную историю.
Кроме того, за последние пять лет мы хорошо шагнули в вопросах технологии очистки полей, начали очень серьезно заниматься средствами защиты растений. Соответствующую технику взяли. Делаем анализ почвы. Не хватает какого‑то элемента —вносим. В соответствии с этими корректировками сами уже готовим жидкие удобрения.
Это основное питание, которое дало нам прибавку на любом в нашем поле 10 ц / га плюсом. В то же время вносим добавки. Например, для увеличения качества рапса нужна сера — дали. Сое нужен молибден — это белок. Внесли — получили. И это не урожайность, а вопросы качества — урожайность же поднимается именно основным питанием.
— Расскажите вкратце о нынешнем урожае.
— В 2022 году мы получили рекордный урожай — в круг 36,7 ц / га. Это не только зерновые, но и технические культуры. Отдельно подчеркну, что мы занимаемся пивоваренным ячменем — он нынче дал 49 ц / га. В севообороте хозяйства культура занимает наибольшую площадь — 3800 га.
Дело в том, что вырастить пивоваренный ячмень в нашей зоне — очень большая проблема. Но мы постепенно ее решаем. Главный вопрос в пивоваренном ячмене — белок. Его показатель не должен быть высоким. Выше 12 % — и все, для соложения он уже не годится. Прежде у нас не получалось вырастить такой. Но мы перешли на очень хорошие французские сорта компании Soufflet. Прорабатывали технологию, консультировались по селектору с французским агрономом через переводчика. И второй год и при урожайности под 50 центнеров получаем нужный показатель по белку.
Эта продукция идет в основном на продажу крупным производителям солодов.
Что касается экономики, то в последние три года прибыль в хозяйстве была примерно равна прибыли пивзавода. Но если Вадиму Петровичу за это время пришлось столько всего перелопатить, чтобы получить эту прибыль по всей России, то нам в сельском хозяйстве было полегче. В хороших финансовых результатах «БочкарейАгро» сказался и переход на современные технологии, и достойная цена на рынке агропродукции.
Сейчас у меня есть понимание, куда двигаться. Сделаны хорошие запасы на следующий сезон.
— В связи с последними событиями пришлось ли вам приостановить какие‑то проекты?
— Единственное, мы немножко «присели» на запуске семейной линии — лучшей в мире. Сушильный комплекс попал под санкции. С этим связан большой риск. Уже очевидно, что увеличатся сроки, «плечо» доставки и стоимость оборудования. И цены на зерно, конечно, просели. Сейчас наступил момент, когда нужно притормозить и осмотреться вокруг.
Но тему производства семян мы не откладываем далеко. Это большое дело. Ведь мы торгуем зерном, пока есть цена. А семена — это уже другая экономика. Там, где семена, там долгосрочные контракты, которые позволяют планировать издалека.
Непростое решение
— Вы тактично молчите о животноводстве.
— В 2005‑му нас еще было молоко. Сараи старые, гнилые крыши, латали их, латали…За пять лет, худо-бедно, удалось довести надои с 1400 кг до 3500 кг молока на корову. В тот же период пивоваренный завод — в расцвете сил. Ну кто при таком раскладе пойдет работать на ферму, тем более старую?
— У молочного скотоводства было не шансов?
— Это во‑первых, а во‑вторых —молочное скотоводство не приносило прибыли. Нужно было прекращать эти предсмертные конвульсии. Бывают моменты, когда нужно принять сложное решение. Решение руководителя. И вот здесь тебе уже никто подсказывать не может.
В одночасье убирать животноводство я не стал. Был бы слишком большой резонанс. Хотя особо никого бы не затронуло. На ферме тогда оставались работать 20 человек. В тот же месяц все были бы трудоустроены. Но общественного мнения, его я опасался. Все ведь друг друга знают. И началось бы тогда: «Вот пришел — все развалил!» А правильно-неправильно — неважно.
И я решил перевести стадо на мясную специализацию. Поставить стадо на подсос. Взяли семя мясных пород и искусственно осеменили. Кроме того, взяли у Павла Бейфорта племенных быков. Довели мясное стадо до 700 голов. Две откормплощадки построили. Кормовую базу наладили, комбайн замечательный кормоуборочный взяли в лизинг.
Молодняк пошел, стадо стало выравниваться. Но на подсос молочный скот переводить сложно. Потенциал молока высокий, сразу начинаются маститы. Год-два, и корова выбывает. Экономика в минусе.
Привесы получали прекрасные, отвозили животных в «Дружбу» — а мраморности нет. Я так понимаю, что генетика сказывалась. Последний год пытались выйти в прибыль, внедрили кастрацию. Откорм был прибыльным, но с коровами ферма все ровно была в убытке. В итоге распродал стадо, но база осталась. Если экономика и рынок развернется лицом к этой отрасли, заведем опять.
Людям нужен праздник
— Алексей, многие вас знают как заядлого лошадника, фаната орловской породы. Подозреваю, что от рысаков особой прибыли тоже ждать не приходится, но сдается, от них‑то вы ни когда не откажетесь?
— От них — никогда! Это любовь навсегда! В нашем колхозе был рысак, звали Скворец. Вороной, красивый. В отдельном деннике стоял. Его списали с госконюшни из‑за проблем со спиной. И мы взяли его, чтобы обновлять кровь у лошадок.
— Беспородных покрывали?
— Конечно. Лошадей тогда использовали везде. Специалисты всюду на них ездили, в том числе бригадиры, учетчики. И мой отец. Когда я вернулся после учебы в колхоз, лошадей там оставалось 15 бедняг. Вскоре я поехал в Антоньевку (Петропавловский район), посмотреть на бега. И там на меня опять как нахлынуло! Представьте, как низко упало в те годы сельское хозяйство. А тут заканчивается посевная — людей награждают, проходит семейный праздник, все с ребятишками. Пир за общим столом, конные бега, кругом счастливые лица, песни. Я тут же вспомнил детство. Ведь мы, когда были маленькие, на проводы зимы участвовали в конных соревнованиях. Ставили сценки, наряжались скоморохами. В Змея Горыныча наряжались — костюм делали из трех валенков. Из мотоцикла с люлькой печку для Емели. И самое‑то главное —люди сами принимали в этом участие, а не просто смотрели со стороны!
Захотелось, чтобы такой же праздник прошел в Бочкарях. Захотелось народ взбодрить, поддержать уровень и авторитет сельского труженика. Сам сделал такое только в 2010 и 2011 году.
Вскоре после того праздника я вернулся в Антоньевку и купил орловского жеребца — Дрозда. И покрыл им колхозных кобыл. Чуть погодя по телевизору увидел, что в Верх-Катунском обанкротился конный завод. На следующий же день — туда. Старый был завод, с большой историей. Лошадей в свое время привозили туда из Перми. Денег с собой — так, копейки, но двух кобыл мне продали с небольшими дефектами. Лучшее гнездо не продавали, конечно.
— Сколько сегодня орловцев в племрепродукторе «БочкариАгро»?
— Около 100 голов. В том числе 40 маток и 7 жеребцов-производителей. 12 стоят в тренинге на Новосибирском ипподроме, 10 голов у нас в Новотырышкино. Минувшим летом наш воспитанник Зубр стал самым резвым жеребенком двухлетнего возраста в Сибири! В августе он же взял Приз Улова.
— Насколько коневодство в минусе?
— Кормление — 3 миллиона рублей в год, зарплаты — 4 миллиона рублей, амуниция — еще миллион рублей. Можно продолжать.
Все ипподромы в России сейчас влачат жалкое существование. Например, Новосибирский ипподром вообще не несет никакой ответственности за лошадей. Есть небольшая мотивация — побеждать. Приходить хотя бы в первой пятерке. Хоть какие‑то деньги выиграть, чтобы человек хотя бы дорогу окупил. Но это все равно как мертвому припарки.
Очень важно проводить бега на уровне районов. Все дело в массовости мероприятий. Я побывал в Антоньевке и взялся за коневодство. Когда я сам в 2010 и 2011 годах проводил бега, тогда в Целинном районе сразу появилось пять коневодов, которые покупали лошадей по округе. Это очень вдохновляет людей.
Автор: Тихон ТРАВКИН.
Фото автора и Андрея ИШУТИНОВА.
