Перспективы сельхозсезона-2023 в России выглядят весьма оптимистично. Урожай прогнозируется хоть и не рекордный, но весьма приличный, плюс переходящие запасы увесистые. Правда, фермерам и потребителям от этого не легче. Денег на развитие производства у крестьян нет. Цены на хлеб в магазинах не снижаются. Между тем ограничения на вывоз российского зерна — пошлины, квоты — побудили конкурентов из других стран нарастить производственные площади и, как следствие, увеличить запасы пшеницы. Неужели интерес в мире к российскому зерну можно считать безвозвратно утерянным? Что происходит на аграрном рынке сейчас и что мы увидим в ближайшем будущем, рассказал президент Российского зернового союза Аркадий Злочевский.
— В этом году наша страна может рассчитывать на достаточно уверенный урожай. Его вполне хватит для того, чтобы удовлетворить внутренние потребности, и для экспорта значительные объемы ресурсов останутся. Надо также учесть, что в новый сезон мы входим с рекордными запасами — 33 млн
тонн. Небывалая цифра: таких переходящих объемов мы не фиксировали никогда. Это при том, что экспортирует Россия также рекордными темпами: до конца сезона будет продано за рубеж 62 млн тонн зерна.
Сейчас трудно давать точные оценки, каким будет урожай. Мы еще не отсеивались по яровым. По озимым, по данным Минсельхоза, — 17,7 млн гектаров против 18,4 в прошлом году, то есть идет некоторое снижение. Но надо еще учитывать, что в эти 17,7 входит 700 тысяч тонн рапса, а это не зер-
новые ресурсы. Зерновых будет поменьше, чем в прошлом году, однозначно.
Нам есть где хранить такие объемы, наличие мощностей — невеликая проблема. Мы можем хранить хоть в полиэтиленовых рукавах, и в течение сезона такая практика используется. Это давно отработанная
технология. Другой вопрос, что длительное хранение можно обеспечить только в приспособленных складах, элеваторах. Но это сейчас не окупается. Проще хранить в амбаре. Да, зерно будет там со временем портиться, будут какие‑то количественные потери, но все равно производителям это обойдется дешевле, чем оплата складов.
— Запрет на экспорт, пошлины и квоты отбили у производителей желание наращивать производство? Какие ограничения продолжают действовать?
— Пошлины — это самое болезненное. Они забирают огромное количество денег из карманов аграриев и из бюджета страны. Напомню, что мировые цены довольно прилично упали. Год назад платили 440–450 долларов за тонну, а сейчас 280. Если пошлину убрать, внутренние и мировые цены удастся выровнять. Это вполне устроит всех крестьян. Сейчас продажи идут для них в убыток, а так будет неплохая рентабельность и невысокая цена. Так, например, полтора года назад на внутреннем рынке тонна пшеницы 4‑го класса торговалась за 16–17 тысяч рублей, а сейчас за 8. Если пошлины отменят, то цена будет около 13 тысяч за тонну. Это нормальный уровень цен, при котором крестьяне смогут жить, не сворачивая производство.
Надо учитывать, что рекордный урожай прошлого года был получен в абсолютно идеальных погодных условиях. Не благодаря тому, что мы расширили посевные площади или повысили технологическое производство, а исключительно благодаря погоде. В этом году не стоит рассчитывать, что нам так же повезет. Поэтому исходя из средних параметров по урожайности можно предположить, что мы получим в районе 120 миллионов тонн урожая. Плюс переходящий запас. Это очень большое количество ресурсов и вполне хороший экспортный потенциал.
— Можно оценить ущерб от пошлин?
— Конечно. Суммарно потери уходят за триллион. И это только из карманов крестьян.
— Недавно стало известно, что Минсельхоз может рекомендовать производителям подсолнечного масла и пшеницы приостановить экспорт этой продукции из России. Если запрет введут, то какими могут быть последствия?
— Инициатива выглядит странно. Что значит приостановить? Сказать российским экспортерам «не надо экспортировать» — это вообще‑то подсудное дело. А кто подчинится‑то? Ведь у экспортеров есть инфраструктура, которая задействована и требует денег. Она же не бесплатная. Кто будет оплачивать простой? Это же полный абсурд, вредительство. Как еще это можно расценивать?
— То есть в предложении нет никакого смысла?
— Логика может быть следующая. Ранее проскакивала информация о том, что если мы ограничим экспорт, то это повысит цены мирового рынка. На этом строился информационный вброс. Но надо учитывать: без нашего ресурса мировой рынок прожить не может. Если мы вообще остановим экспорт, то это приведет к полной перемене парадигмы потребления пшеницы. Спрос переместится к конкурентам, и тут выяснится, что ресурсов у них достаточно, просто они торгуются по более высоким ценам, а мы с дисконтом. Именно из‑за дисконта на наше зерно вернулся спрос, даже несмотря на фантастические санкционные риски. Смысл в том, что в мире покупают наше зерно из‑за привлекательной цены, а не потому, что без него не прожить.
— Если предложение будет реализовано, получается, в пострадавших окажется только Россия?
— Естественно. Почему мировые цены сейчас падают? Потому что весь мир подстроился под все изменения, под высокие цены и проинвестировал в расширение производства пшеницы. Западные фермеры начали сеять пшеницу, потому что им это стало очень выгодно. А российским аграриям — невыгодно, потому что пошлина внутри страны отнимает у них огромное количество денег. А на Западе цены «шоколадные», почему бы не посеять. Вои и получается, что мировые запасы пшеницы подрастают, а цены падают. Тем самым мы льем воду на мельницу конкурентов. Как изменились цены? Своими пошлинами Россия задрала мировые цены на пшеницу. С их введением внутренняя цена не пошла вниз, а мировые поднялись ровно на размер этой пошлины. Сейчас этот бумеранг возвращается и может ударить по нам самым болезненным образом. Пришел кризис перепроизводства вследствие высоких цен. Не зря же говорят, что лучшее лекарство от высоких цен — это высокие цены.
— Как обстоит дело с экспортными потоками российского зерна?
— В этом сезоне на первое место вернулся Египет, в прошлом сезоне он уступал Турции. На втором месте стоит Турция. На третье вышла Саудовская Аравия. Иран опустился на пятое. Вернулись к закупкам Бангладеш, Пакистан, то есть те страны, которые в прошлые сезоны перемещали свой спрос на австралийское зерно. Но у России дешевле! На закупки у нас переключился даже такой традиционный потребитель французских ресурсов, как Алжир.
— Год назад вы говорили о таком серьезном риске, как падение производственной технологичности. Как вышло в итоге? Фермеры обеспечены всем необходимым или пропалывают вручную и сеют на глазок?
— Технологичность упала. У крестьян снижается использование удобрений, потому что дорого. Все это в итоге отразится в валовых показателях, объеме урожая и так далее. Но, как я уже говорил, с учетом переходящих запасов общего количества зерна хватит на всех.
— В прошлом году было понятно, что лишних денег у фермеров нет. Банки неохотно давали займы, а многим и вовсе отказывали. Как дело обстоит сейчас?
— Объем господдержки снижается. А вот пошлины возвращаются. Бюджет России получил 250 млрд рублей от зерновых пошлин. Но пошлины возвращаются в распоряжение Минсельхоза, и фермеры в итоге не видят этих денег. Куда идут эти миллиарды? Например, хлебопекам, переработчикам, но не крестьянам. Куда угодно, но не в те карманы, в которые должны. Удивительно то, что, к примеру, животноводы уже получили субсидии за счет снижения внутренних цен по отношению к мировым на уровень пошлин. Это называется перекрестное субсидирование. Но, несмотря на это, им еще выделяют деньги с собранной пошлины.
— А льготное кредитование? Фермеры обращаются за помощью в банки?
— Объем кредитов вырос по отношению к прошлому сезону. Но это потому, что у производителей денег нет. Естественно, аграрии вынуждены занимать, искать любые способы выжить, например, залоги. Иначе просто станешь банкротом. Что касается различных льгот и компенсаций, то сейчас обсуждается вопрос выделения дополнительных 10 миллиардов рублей к тем 10, которые уже были выделены ранее. Но только как это выглядит? Я побеседовал с крестьянами. Обещали компенсировать 2 тысячи рублей за тонну проданной пшеницы. В реальности фермерам обещают максимум 300 рублей, а не 2 тысячи, при этом сейчас выдают только 100 рублей с копейками, а оставшиеся 200 — в лучшем случае к осени.
— Откуда взялись эти сотни? Обещали же совсем другие суммы.
— Никто ничего толком не объясняет. Как правило, федеральные деньги поступают в регионы в виде трансферов. В регионах при распределении существуют свои нормативы по тому, сколько субъект должен добавить к федеральным деньгам. Регион, как правило, говорит: «А у меня таких денег нет. Я не могу в таком объеме выделить», — и дает столько, сколько может. Исходя из этого и получаются такие странные суммы компенсации.
— Пшеница стало элементом геополитики. Из-за событий на Украине, а также масштабных санкций, которые Запад ввел против России, поставки зерна были нарушены, что усилило остроту продовольственного кризиса в ряде стран мира. Исправить ситуацию была призвана так называемая зерновая сделка. Соглашение предусматривало создание безопасных морских коридоров для вывоза украинского зерна под присмотром наблюдателей от Турции и ООН. Какое влияние на рынок оказала зерновая сделка? Выиграла или проиграла от нее Россия? Удалось ли оказать помощь беднейшим странам?
— Ну какая помощь беднейшим? Это была пиар-истерия, ни на каком фундаменте не основанная. К чему она привела? К бешеному повышению цен. Вся аргументация украинской стороной необходимости этой зерновой сделки в отношении бедных стран выглядит смешно и абсурдно. Как высокие цены помогут бедным странам пополнить запасы продовольствия? Главная проблема ведь не в том, что не хватает ресурсов, а в том, что не хватает денег на их покупку. Но вся эта истерия, раздутая на пустом месте, привела к реализации зерновой сделки с Украиной. Если посмотреть, что лежит в основе украинских поставок на внешний рынок, то неожиданно обнаруживается: это не продовольственное зерно, а фураж, в основном фуражная кукуруза. Поставок пшеницы‑то у них, по статистике, кот наплакал, не чета нашим. Получается, зерновая сделка нужна, чтобы украинскую кукурузу продавать в беднейшие страны. Но разве она им нужна? У них нет животноводства, они не кормят скотину. По определению, изначально эта сделка не могла оказать вообще никакого влияния на снабжение бедных стран продовольствием.
— Тогда почему Турция так ратовала за эту сделку?
— В начале реализации зерновой сделки Турция отказалась от закупок российской пшеницы и стала покупать более дешевое украинское зерно. Потом украинское зерно закончилось, кукуруза им не очень нужна, и опять вернулись к закупкам в России.
— Получается, Турция сэкономила?
— Я понимаю, что кто‑то на этой сделке наварил какие‑то деньги. Наверное, свои коврижки получили и ООН, и подведомственная Всемирная продовольственная программа (ФАО). Кто‑то выиграл, но никак не рынок.
— Как изменилось предложение по зерну в мировом масштабе и как обстоит дело с ценами? Все ли все страны могут потянуть предложенный прайс?
— Наращивают производство сейчас все: и Евросоюз прилично прибавил к прошлому году, и американцы, и мы, и канадцы, и австралийцы, и даже аргентинцы. Словом, все крупные зерновики. Мировые цены на пшеницу упали, но разве хлеб у нас стал дешевле? Вот вам и ответ. Конечно, нет. Стоимостная доля зерна в каждой булке хлеба мизерная — от 12 до 23 %. И надо учесть, что это цена булки хлеба на заводе. А ведь ее еще надо довезти до полки магазина, и пока эта буханочка доедет до прилавка, она дорожает на 30, а то и на 50 %. Транспортировка, логистические процедуры очень влияют на конечную цену. В результате на прилавке хлеб может быть еще в полтора раза дороже, а то и в два. Еще раз подчеркну: зерно в цене упало. А то, что доставка или себестоимость производства подорожали, — зерно в этом не виновато вообще ни разу.
— В этом году наша страна может рассчитывать на достаточно уверенный урожай. Его вполне хватит для того, чтобы удовлетворить внутренние потребности, и для экспорта значительные объемы ресурсов останутся. Надо также учесть, что в новый сезон мы входим с рекордными запасами — 33 млн
тонн. Небывалая цифра: таких переходящих объемов мы не фиксировали никогда. Это при том, что экспортирует Россия также рекордными темпами: до конца сезона будет продано за рубеж 62 млн тонн зерна.
Сейчас трудно давать точные оценки, каким будет урожай. Мы еще не отсеивались по яровым. По озимым, по данным Минсельхоза, — 17,7 млн гектаров против 18,4 в прошлом году, то есть идет некоторое снижение. Но надо еще учитывать, что в эти 17,7 входит 700 тысяч тонн рапса, а это не зер-
новые ресурсы. Зерновых будет поменьше, чем в прошлом году, однозначно.
Нам есть где хранить такие объемы, наличие мощностей — невеликая проблема. Мы можем хранить хоть в полиэтиленовых рукавах, и в течение сезона такая практика используется. Это давно отработанная
технология. Другой вопрос, что длительное хранение можно обеспечить только в приспособленных складах, элеваторах. Но это сейчас не окупается. Проще хранить в амбаре. Да, зерно будет там со временем портиться, будут какие‑то количественные потери, но все равно производителям это обойдется дешевле, чем оплата складов.
БОЛЕЗНЕННЫЕ ПОШЛИНЫ
— Запрет на экспорт, пошлины и квоты отбили у производителей желание наращивать производство? Какие ограничения продолжают действовать?
— Пошлины — это самое болезненное. Они забирают огромное количество денег из карманов аграриев и из бюджета страны. Напомню, что мировые цены довольно прилично упали. Год назад платили 440–450 долларов за тонну, а сейчас 280. Если пошлину убрать, внутренние и мировые цены удастся выровнять. Это вполне устроит всех крестьян. Сейчас продажи идут для них в убыток, а так будет неплохая рентабельность и невысокая цена. Так, например, полтора года назад на внутреннем рынке тонна пшеницы 4‑го класса торговалась за 16–17 тысяч рублей, а сейчас за 8. Если пошлины отменят, то цена будет около 13 тысяч за тонну. Это нормальный уровень цен, при котором крестьяне смогут жить, не сворачивая производство.
Надо учитывать, что рекордный урожай прошлого года был получен в абсолютно идеальных погодных условиях. Не благодаря тому, что мы расширили посевные площади или повысили технологическое производство, а исключительно благодаря погоде. В этом году не стоит рассчитывать, что нам так же повезет. Поэтому исходя из средних параметров по урожайности можно предположить, что мы получим в районе 120 миллионов тонн урожая. Плюс переходящий запас. Это очень большое количество ресурсов и вполне хороший экспортный потенциал.
— Можно оценить ущерб от пошлин?
— Конечно. Суммарно потери уходят за триллион. И это только из карманов крестьян.
— Недавно стало известно, что Минсельхоз может рекомендовать производителям подсолнечного масла и пшеницы приостановить экспорт этой продукции из России. Если запрет введут, то какими могут быть последствия?
— Инициатива выглядит странно. Что значит приостановить? Сказать российским экспортерам «не надо экспортировать» — это вообще‑то подсудное дело. А кто подчинится‑то? Ведь у экспортеров есть инфраструктура, которая задействована и требует денег. Она же не бесплатная. Кто будет оплачивать простой? Это же полный абсурд, вредительство. Как еще это можно расценивать?
— То есть в предложении нет никакого смысла?
— Логика может быть следующая. Ранее проскакивала информация о том, что если мы ограничим экспорт, то это повысит цены мирового рынка. На этом строился информационный вброс. Но надо учитывать: без нашего ресурса мировой рынок прожить не может. Если мы вообще остановим экспорт, то это приведет к полной перемене парадигмы потребления пшеницы. Спрос переместится к конкурентам, и тут выяснится, что ресурсов у них достаточно, просто они торгуются по более высоким ценам, а мы с дисконтом. Именно из‑за дисконта на наше зерно вернулся спрос, даже несмотря на фантастические санкционные риски. Смысл в том, что в мире покупают наше зерно из‑за привлекательной цены, а не потому, что без него не прожить.
— Если предложение будет реализовано, получается, в пострадавших окажется только Россия?
— Естественно. Почему мировые цены сейчас падают? Потому что весь мир подстроился под все изменения, под высокие цены и проинвестировал в расширение производства пшеницы. Западные фермеры начали сеять пшеницу, потому что им это стало очень выгодно. А российским аграриям — невыгодно, потому что пошлина внутри страны отнимает у них огромное количество денег. А на Западе цены «шоколадные», почему бы не посеять. Вои и получается, что мировые запасы пшеницы подрастают, а цены падают. Тем самым мы льем воду на мельницу конкурентов. Как изменились цены? Своими пошлинами Россия задрала мировые цены на пшеницу. С их введением внутренняя цена не пошла вниз, а мировые поднялись ровно на размер этой пошлины. Сейчас этот бумеранг возвращается и может ударить по нам самым болезненным образом. Пришел кризис перепроизводства вследствие высоких цен. Не зря же говорят, что лучшее лекарство от высоких цен — это высокие цены.
— Как обстоит дело с экспортными потоками российского зерна?
— В этом сезоне на первое место вернулся Египет, в прошлом сезоне он уступал Турции. На втором месте стоит Турция. На третье вышла Саудовская Аравия. Иран опустился на пятое. Вернулись к закупкам Бангладеш, Пакистан, то есть те страны, которые в прошлые сезоны перемещали свой спрос на австралийское зерно. Но у России дешевле! На закупки у нас переключился даже такой традиционный потребитель французских ресурсов, как Алжир.
«МИЛЛИАРДЫ ИДУТ НЕ В ТЕ КАРМАНЫ»
— Год назад вы говорили о таком серьезном риске, как падение производственной технологичности. Как вышло в итоге? Фермеры обеспечены всем необходимым или пропалывают вручную и сеют на глазок?
— Технологичность упала. У крестьян снижается использование удобрений, потому что дорого. Все это в итоге отразится в валовых показателях, объеме урожая и так далее. Но, как я уже говорил, с учетом переходящих запасов общего количества зерна хватит на всех.
— В прошлом году было понятно, что лишних денег у фермеров нет. Банки неохотно давали займы, а многим и вовсе отказывали. Как дело обстоит сейчас?
— Объем господдержки снижается. А вот пошлины возвращаются. Бюджет России получил 250 млрд рублей от зерновых пошлин. Но пошлины возвращаются в распоряжение Минсельхоза, и фермеры в итоге не видят этих денег. Куда идут эти миллиарды? Например, хлебопекам, переработчикам, но не крестьянам. Куда угодно, но не в те карманы, в которые должны. Удивительно то, что, к примеру, животноводы уже получили субсидии за счет снижения внутренних цен по отношению к мировым на уровень пошлин. Это называется перекрестное субсидирование. Но, несмотря на это, им еще выделяют деньги с собранной пошлины.
— А льготное кредитование? Фермеры обращаются за помощью в банки?
— Объем кредитов вырос по отношению к прошлому сезону. Но это потому, что у производителей денег нет. Естественно, аграрии вынуждены занимать, искать любые способы выжить, например, залоги. Иначе просто станешь банкротом. Что касается различных льгот и компенсаций, то сейчас обсуждается вопрос выделения дополнительных 10 миллиардов рублей к тем 10, которые уже были выделены ранее. Но только как это выглядит? Я побеседовал с крестьянами. Обещали компенсировать 2 тысячи рублей за тонну проданной пшеницы. В реальности фермерам обещают максимум 300 рублей, а не 2 тысячи, при этом сейчас выдают только 100 рублей с копейками, а оставшиеся 200 — в лучшем случае к осени.
— Откуда взялись эти сотни? Обещали же совсем другие суммы.
— Никто ничего толком не объясняет. Как правило, федеральные деньги поступают в регионы в виде трансферов. В регионах при распределении существуют свои нормативы по тому, сколько субъект должен добавить к федеральным деньгам. Регион, как правило, говорит: «А у меня таких денег нет. Я не могу в таком объеме выделить», — и дает столько, сколько может. Исходя из этого и получаются такие странные суммы компенсации.
«В ТОМ, ЧТО БУХАНКА ПОДОРОЖАЛА, ЗЕРНО НЕ ВИНОВАТО»
— Пшеница стало элементом геополитики. Из-за событий на Украине, а также масштабных санкций, которые Запад ввел против России, поставки зерна были нарушены, что усилило остроту продовольственного кризиса в ряде стран мира. Исправить ситуацию была призвана так называемая зерновая сделка. Соглашение предусматривало создание безопасных морских коридоров для вывоза украинского зерна под присмотром наблюдателей от Турции и ООН. Какое влияние на рынок оказала зерновая сделка? Выиграла или проиграла от нее Россия? Удалось ли оказать помощь беднейшим странам?
— Ну какая помощь беднейшим? Это была пиар-истерия, ни на каком фундаменте не основанная. К чему она привела? К бешеному повышению цен. Вся аргументация украинской стороной необходимости этой зерновой сделки в отношении бедных стран выглядит смешно и абсурдно. Как высокие цены помогут бедным странам пополнить запасы продовольствия? Главная проблема ведь не в том, что не хватает ресурсов, а в том, что не хватает денег на их покупку. Но вся эта истерия, раздутая на пустом месте, привела к реализации зерновой сделки с Украиной. Если посмотреть, что лежит в основе украинских поставок на внешний рынок, то неожиданно обнаруживается: это не продовольственное зерно, а фураж, в основном фуражная кукуруза. Поставок пшеницы‑то у них, по статистике, кот наплакал, не чета нашим. Получается, зерновая сделка нужна, чтобы украинскую кукурузу продавать в беднейшие страны. Но разве она им нужна? У них нет животноводства, они не кормят скотину. По определению, изначально эта сделка не могла оказать вообще никакого влияния на снабжение бедных стран продовольствием.
— Тогда почему Турция так ратовала за эту сделку?
— В начале реализации зерновой сделки Турция отказалась от закупок российской пшеницы и стала покупать более дешевое украинское зерно. Потом украинское зерно закончилось, кукуруза им не очень нужна, и опять вернулись к закупкам в России.
— Получается, Турция сэкономила?
— Я понимаю, что кто‑то на этой сделке наварил какие‑то деньги. Наверное, свои коврижки получили и ООН, и подведомственная Всемирная продовольственная программа (ФАО). Кто‑то выиграл, но никак не рынок.
— Как изменилось предложение по зерну в мировом масштабе и как обстоит дело с ценами? Все ли все страны могут потянуть предложенный прайс?
— Наращивают производство сейчас все: и Евросоюз прилично прибавил к прошлому году, и американцы, и мы, и канадцы, и австралийцы, и даже аргентинцы. Словом, все крупные зерновики. Мировые цены на пшеницу упали, но разве хлеб у нас стал дешевле? Вот вам и ответ. Конечно, нет. Стоимостная доля зерна в каждой булке хлеба мизерная — от 12 до 23 %. И надо учесть, что это цена булки хлеба на заводе. А ведь ее еще надо довезти до полки магазина, и пока эта буханочка доедет до прилавка, она дорожает на 30, а то и на 50 %. Транспортировка, логистические процедуры очень влияют на конечную цену. В результате на прилавке хлеб может быть еще в полтора раза дороже, а то и в два. Еще раз подчеркну: зерно в цене упало. А то, что доставка или себестоимость производства подорожали, — зерно в этом не виновато вообще ни разу.
